(Продолжение. )

Не зря сказано, что беды не ходят в одиночку. Через полгода состоялось судебное заседание Казанского окружного военного суда над эсеровскими боевиками. На него был доставлен и Николаев- «Хури». Суд предъявил ему вину за множество преступных дел, в совершении которых подразумевалось и участие чувашской организации эсеров. Суд их разбирал скрупулезно и продлился целых двадцать дней. Но ни у прокурора, ни у судьи  доказательств по ним не было, они располагали только доносами чувашского провокатора Кирилла Михайлова.

Главным пунктом обвинения фигурировало покушение на казанского вице-губернатора Кобеко. Этот высокопоставленный царский чиновник, побывав с казаками в Чебоксарском уезде, жестоко подавил волнения крестьян нескольких волостей, десятки людей погнал в тюрьмы, а многих беспощадно выпорол. И Тимофей Николаев, обратившись к руководству партии эсеров, получил согласие на акт возмездия. Понаблюдав некоторое время за вице-губернатором, который лишь изредка выезжал из крепости на паре лошадей, мчащихся по улицам на бешеной скорости, Николаев и два его товарища продумали план исполнения наказания. Они обзавелись ветрокрылым рысаком, совершили, одеваясь знатными господами, несколько пробных выездов и убедились, что свободно обгоняют пару Кобеко. И в намеченный день возле городской думы бросили бомбу под копыта коней вице-губернатора. Но взорвалась она не в тот же миг, а с  небольшим замедлением. Хотя сила взрыва была огромной - в ближайших домах вылетели все стекла и трамвайные рельсы перекрутило словно веровочные, - но Кобеко остался жив. На суде по поручению ЦК партии эсеров адвокатом выступил член Государственной думы, известный юрист А. Керенский, но

Это не облегчило судьбу «Хури», суд приговорил его к пяти годам каторги. В Тобольской каторжной тюрьме он претерпел адские мучения, вынес варварские избиения.

После февральской революции Т. Николаев вернулся в родную деревню с поседевшей, слабо соображающей головой, весь изуродованный и больной. Петр Осипов в своей трилогии устами одного из персонажей так отзывается о его состоянии: «Был в Бичурине, видел там Тимофея Николаевича. Попросили его выступить в школе перед народом, но он не смог. Не знает даже о том, что в России состоялись революции. Пробовал что-то сказать, но сразу запутался, говорит, что надо свергнуть царя.  Тогда Антонина Павловна, учительница, увела его со сцены и проводила домой...»

Но прежние друзья были рады его возвращению, начали даже сбор денег для лечения. Чтобы поправить сильно подорванное здоровье, Тимофей Николаев стал жить за Волгой на лесной пасеке своих родственников. Ему стало лучше. 27 мая 1918 года газета «Канаш» напечатала его выступление. В нем он выражает свою радость, что Октябрь принес свободу, раскрыл глаза трудящимся Чувашии. «Подумайте о том, - призывает он, - что скажут наши дети, наши внуки, если мы не сможем начать ради них новую жизнь!»

Когда Казань захватили белогвардейцы и чехословаки - произошло это 7 августа 1918 года, - в городе восторжествовала контрреволюция. Давняя подруга Тимофея Николаевича Агафия Гавриловна, взяв на себя издание нового «Хыпара», успела выпустить три номера газеты. Как только город заняли красные, она вместе с несколькими чувашскими членами Учредительного собрания и их единомышленниками, перешедшими на службу белогвардейцам, была объявлена «врагом РСФСР». В освобожденный город, очевидно, на встречу с ней, поспешил и тиимофей Николаев. И они вместе были арестованы на ее квартире, а затем, в ноябре, вместе же и  расстреляны. Но знали о случившемся лишь

Немногие, наверное, они восприняли трагический уход из жизни Николаева - «Хури» как нелепое,  досадное недоразумение. Но таких людей было крайне мало, и они предпочитали молчать, большинство поверило версии о его случайной смерти при переправе через Волгу.

Как бы то ни было, светлую память о Тимофее Николаевиче,  воспоминания о его легендарной жизни сохраняли не только многочисленные его друзья и соратники по борьбе с царизмом, но и немалая часть чувашской интеллигенции и учащейся молодежи. А для крестьян Воскресенской и Покровской волостей Чебоксарского уезда он оставался народным героем, великм бунтарем. С образованием Чувашской автономной области, затем и республики, это признание намного возросло (особенно, в годы двадцатилетия Первой русской и десятилетия Октябрьской революций).

(Продолжение следует).