.... Да разве об этом расскажешь -

в  какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла...

М. Исаковсий.

Какой сегодня солнечный морозный день!  Одевшись наподобие жителя крайнего севера, собралась на улицу. Бабушка посмеялась надо мной и почему-то стала грустной. Опять, видимо, вспомнила свои детские годы. Всегда так: посмеется надо мной, а потом мыслями уходит куда -то  вдаль, и на глазах - слезы.

Моя бабушка, Зоя Григорьевна Ионова-Кузнецова, родилась в далеком 1930 году. Она, крестьянская дочь Кузнецова Григория Сергеевича и Кузнецовой Наталии Павловны и внучка репрессированных в 30-ые годы, а затем реабилитированных Петрова Павла Петровича и Петровой Евдокии Ивановны, имеет  всего лишь три класса образования. Всю  свою трудовую жизнь  связала с сельским хозяйством. Около 20 лет бабушка проработала овцеводом. За высокие производственные показатели в 60-ых годах числилась в ряду лучших овцеводов района и республики. До сих пор моя бабушка любит свой труд, ухаживает за домашним скотом, как за малыми детьми, и радуется своей работе.

- Ты сейчас нос высунуть боишься, а мы в детстве домой не заходили, да и некогда было.

Мне трудно было понять, что она могла делать в такой мороз.

- Ведь мое детство совпало с военными годами. Тогда и зимой работы хватало. Кто за дровами в лес пойдет, кто в колхоз идет работать. Обычно к концу февраля корма для коровы и овец не оставалось, а к весне коровы, державшиеся всю зиму на одной соломе, да и то впроголодь, падали с ног. Чтобы ноги коров не отказали, бабы ходили по дворам и подвешивали их на веревках. А мы, детишки, только лесника и сторожили: пройдет по улице домой (в соседнюю деревню), все быстрее - в лес. Самые ловкие на деревья лезут, пилят нам ветки, которыми мы кормили овец.

Первого марта 1942 года отца забрали на фронт, а мама осталась с 4-мя детьми. Мне, старшей, было 12 лет, Герману - 10, а Василий и Августина были совсем маленькие. Пока отец был  на учебе, мама его навещала, продукты отвозила. А в то время и дом, и дети, и вся живность на мне были.

Одной тебе волей-неволей-

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома, и в поле,

Одной тебе плакать и петь.

Вскоре буренка наша заболела и умерла, а бычок ослеп. Даже сена не мог есть. Мама сама его зарезала. Надо было выживать.

Мама всегда ставила на стол суп в большой миске. Сначала мы всю картошку съедали, а самый шустрый, Василий, схватив миску, выпивал оставшийся бульон.

Тогда в колхозе все работали  сколько есть сил. За работу давали нам одну клецку. Вторую мог получить только тот,  кто с ночевой ходил жать. В две-три недели один раз давали муку по одному килограмму на человека. Совсем немощные старики ходили по деревням и просили милостыню. Кто им картошки даст, а кто последним куском хлеба делится.

А еще вместо дров мы топили наши печи корнями деревьев. Корчевали их сами. Они были до ужаса сырые, сок прямо ручьем из них тек. Помню, как бригадир заглядывал в нашу печь, когда приходил звать маму на работу.

Однажды мы с соседом пошли за дровами в лес. И вдруг, к нашему несчастью, появился лесник. Он отобрал наши сани и сказал,  что нельзя воровать государтственное имущество, что сам топит печь, снимая бревна своего дома. Возвратившись домой без саней, мы долго стояли у дома лесника и искали место, где снято бревно. Так и не нашли. А вечером нашим мамам пришлось сходить за санями.

И мыла не было. Кипятили воду с золой, отстаивали, а потом стирали. И мылись этой водой.

Седой было туго. Приходилось в поле собирать гнилой картофель. Очи-

щали его от кожуры, размалывали и пекли лепешки. Вкусные были, хоть и без соли. Не было ее.

За нашим огородом были бурты с картофелем. Бригадир, Лидия Стекольщикова, обнаружила, что картофель гниет. Как же скрыть это от начальства? Она не растерялась, заявила в милицию будто женщины во главе с моей мамой продали весь урожай. Надо было найти правду. Мама взяла лом и вскрыла бурты. Картофель на месте, но гнилой. Пришлось бригадиру ответ держать. А как народ радовался! Из гнили крахмал выбирали. Но с наступлением летней жары пришлось бурты закопать: вонь пошла ужасная.

Отец ушел на войну весной. И вот пошла мама на ярмарку. Посчастливилось ей купить трехнедельного теленка. Через два года телка превратилась в корову, дававшую молока чресчур много для наших мест. Доля наших страданий от голода уменьшилось.

В 1942  же году уродилась красная рябина, за сдачу которой выдавали пряжу. В то время мы с мамой пасли колхозных телят в лесу. Сгибать ветки рябины не можем: слишком высоко. Мама срубила одно дерево. За этим  занятием нас застал лесник. Захотел он отобрать отцовский топор, но мама не отдавала, держала топор, что есть силы. Тут я поспешила на помощь  маме. Схватила за сумку лесника и дернула так, что лямка лопнула. Пока лесник возился с сумкой, мы скрылись.

А тучи свисают все ниже,

А громы грохочут все ближе,

Все чаще - недобрая весть.

А дома нас ждало  извещение о гибели отца.

Мама стала болеть, ноги опухли, и она не могла ходить. Чтобы не замерзнуть дома, мы с Германом пошли в лес за дровами, заготовленными еще отцом. Выдали нам в правлении ленивого тощего быка. Как мы с ним замучались! К нашему счастью, нам встретился друг отца, лесник Григорий Киселев. Он нам помог сложить дрова в сани и вывел на дорогу. Домой добрались мы поздно ночью.

За все ты бралася без страха,

И, как в поговорке какой,

была ты и пряхой, и ткахой,

Умела - иглой и пилой.

А вот и лето. Пришла я с работы, а там все сестренку Августину ищут: по оврагам, полям, огородам. Все, конечно, гонят от себя страшные мысли (в то время ходили слухи о краже детей на усыновление для отлучки  от трудной работы).  Сестренка нашлась в соседнем огороде. Маленькая, она забрела к ним, потеряла в высокой траве дорогу, устала, там и уснула.

А когда маму направили на строительство оборонительных сооружений близ деревни Вторые Чекуры, она забрала двухлетнюю Августину с собой, чтобы  хоть так облегчить  нам жизнь. Ведь на нашем попечении оставались маленький Василий и все хозяйство. Да еще на работу надо было ходить.

Очень много было в деревне эвакуированных людей из Эстонии и Белоруссии. Из-за незнания русского языка было трудно с ними общаться. Но мы понимали друг друга без слов, потому что у всех была одна беда - война.

Дети всегда остаются детьми. Мама обычно брала из колхоза волокно, чтобы вить вожжи. Натянула однажды она волокно в доме, а сама ушла на работу. Мальчишки нечаянно поднесли к нему огонь. Все пропало: и будущие вожжи, и уздечки... Ладно хоть дом не спалили.

Проводив своих сынов и мужей на фронт, не покладая рук трудились наши мамы, вместе с ними и мы. Ходили в поле собирать  колосья, помогали старикам и при посеве. Дети военных лет! Рано повзрослевшие, рано познавшие цену трудом и потом добытого хлеба, они все выросли отличными, добросовестными работниками.

Сокрушая железо и камень,

Он врага беспощадно разил,

Над Берлином победное знамя -

Знамя правды своей водрузил.

В тот день мы пахали в поле. Прибежали к нам мальчишки, сорвали с головы моей соседки красный платок, один из них забрался на столб и привязал его, как флаг. Когда они сказали нам о победе советских войск, радости нашей не было конца...

Бабушка замолчала, отложила вязание и опять начала смотреть на улицу. Это она делает, чтобы мы не видели ее слез. Но я заметила, что глаза ее заблестели, по щеке покатилась слеза. Тревожить ее своими вопросами я больше не стала.