В апреле 1925 года в нашей стране образовано Всероссийской общество слепых. Есть оно и в Мариинско-Посадском районе, куда входит более ста человек, инвалидов по зрению. Мы предлагаем автобиографию одного из замечательных членов этого общества, человека творческого, несгибаемого духа, заслуженного работника культуры Чувашской Республики Владимира Ивановича Голыгина. Более двадцати лет назад он полностью потерял зрение, но не замкнулся в себе, не обиделся на весь белый свет, а продолжает нести свет и добро людям, руководит хором «Ветеранов войны и труда», вдохновляя нас на труд во благо Родины.

Биография заслуженного работника культуры Чувашской Республики, руководителя хора "Ветеранов войны и труда", инвалида первой группы по зрению Голыгина Владимира Ивановича.

Далеко, далеко в бескрайней Акмолинской степи на берегу небольшого озера Кулутон стоит село Байкальское. В нем живут сосланные из Забайкалья крестьяне. Зимой это село до самых крыш заносит снегом. А весной вокруг села разливается буквально море талой воды, летом же, когда вода сходит, Акмолинская степь, словно ковер, покрывается яркими цветами, и в небе и в траве начинаются птичьи песни. В одном из крестьянских домов в семье колхозного кузнеца Голыгина Ивана Якимовича и скотницы Марии Васильевны 3 июля 1937 года в субботу родился мальчик. Стал он тринадцатым по счету ребенком. В честь Ульянова-Ленина его назвали Володей. Декретных отпусков в те трудные времена еще не было, и забота о ребенке легла на мою бабушку. Забот у нее и так хватало: скотина, огород, а тут еще и ребенок. У бабушки были твердые убеждения: она считала, что любой ребенок должен с детства привыкать к тяготам жизни, стойко переносить и жару и холод, и комаров и голод. В результате этого большая часть моих братьев и сестер отправились в более спокойное место еще в младенчестве, а нести свой крест на этом свете осталось пятеро детей. Мой дед Голыгин Яким Ефимович прожил до 82-х лет. Был он колхозным пастухом, а также работал в кузнице и играл на скрипке. В молодые годы он, как забайкальский казак, воевал с турками, с курдами, был очень серьезно ранен (у него удалили одно легкое), имел три георгиевских креста. Пасти скотину он ходил с берданкой (вокруг было несметное количество волков) и со скрипкой. Дед утверждал, что коровы, слушая скрипичную музыку, дают больше молока. Моего отца Ивана Якимовича в деревне очень уважали. Он был не только прекрасным кузнецом и столяром, но превосходным гармонистом. Надо добавить, что гармошки мой отец мастерил себе сам. А это значит, что ни один праздник в деревне без него не обходился. Во время революции отец командовал партизанским отрядом на Дальнем Востоке. Гнал каппелевцев до самого Тихого океана. Домой он вернулся израненым. За то, что не донес на своего соседа, а в то время это называлось потерей революционной бдительности, вместе со всей семьей был сослан в Казахстан, где и умер от ран в сороковом году. Через год после смерти отца умер дедушка, за ним моя тетя, умерла и бабушка. Семья в условиях поселения начала быстро редеть, и осталась моя мама одна с колхозными палочками за трудодни, и с 5 - ю детьми: Варварой, Яшей, Володей, Мотей и грудной Ниной Самой старшей и самой энергичной в семье была сестра Варя. В это время она уже училась в г. Алма-Ата на ветеринарного врача. Будучи еще студенткой, она добилась реабилитации отца и получила у властей разрешения на выезд семьи с места поселения. Так наша семья переехала в совхоз КГБ в семи километрах от г. Алма-Ата, устроившись на работу в отгонное животноводство. Вся семья принялась за работу. Сестры Нина и Мотя стали работать доярками, брат Яша работал возчиком, а мама стала скотницей. Недалеко от нас зеленели чудесные мичуринские сады, где величина яблок достигала одного килограмма, а над нами, хорошо различимые в ясную погоду, сияли горные вершины Заилийского Алатау, пик Ленина, пик Сталина, пик Революции. Мимо нас неслись потоки хрустально чистой ледниковой воды. Внизу эти семь речек не только поили столицу Казахстана, но и снабжали ее электрической энергией. Началась Великая Отечественная война. Жить стало значительно тяжелее. Хотя мне было всего четыре года от роду, но я уже ходил за курицами и ухаживал за поросенком. Несмотря на тяжелую жизнь, вся семья играла на музыкальных инструментах. В семье все пели. Моя мама всегда отличалась веселым и озорным нравом. У соседок она имела репутацию балагурщицы. Один раз соседка решила подтрунить над ней. -Мария, жизнь сейчас тяжкая, ты хоть соври, чего ни будь! -Некогда мне тебя обманывать! - говорит Мария Васильевна, -я в контору иду, там охвостья на трудодни дают. (Охвостья - это вершки злаков, оставшихся после молотьбы, идут на корм скоту). Соседка бегом за мешком, встретила по дороге других женщин, и вот вся толпа с мешками наперегонки бежит к конторе, откуда выскакивает испуганный председатель, и со словами "Чего случилось?" слушает сбивчивые объяснения колхозниц по поводу охвостьев. -Кто вам сказал? Голыгина?! Нашли, кого слушать! И вот все колхозницы, шепотом ругая друг друга, бредут на работу. Мама моя старалась дать своим детям образование. Старшая сестра Варя стала врачом, Матрена окончила финансово-экономический институт, он назывался тогда высшей кооперативной школой, Яков окончил летную военную академию, стал штурманом, Нина вышла замуж. Судьба разбросала нас по всему Советскому Союзу. Старшая сестра Варвара (ставшая практически главой семьи) очень любила переезжать с места на место. Нигде не работая больше года, (в то же время она была очень квалифицированным и уважаемым специалистом), Варя тащила за собой всю семью, так как ее зарплата была относительно большой. Таким образом, я объехал весь Казахстан, Киргизию и даже Сибирь. Из-за постоянных переездов, в школу я пошел в десять лет, уже умея хорошо читать и писать. Мой первый учитель, Юрий Иванович, так как педагогов не хватало, работал на две ставки. Чтобы проводить занятия одновременно в двух классах, он сажал меня за учительский стол, и я читал своим одноклассникам сказки. Уже в школе у меня проявился дар сочинительства. На новый год я читал стихи собственного сочинения. А когда учился в четвертом классе, (мы жили уже в Павлодарской области), показал тетрадку своих стихов учительнице русского языка, казашке по национальности. Она добросовестно исправила ошибки в моих стихах, а то, что это сочинил их я, не поверила. Я до сих пор помню строчки из этого детского альбома: "Осень в Щербактах стихотворная, А как глянешь в окно, земля черная, Ни травы, ни цветов не виднеется, Только садик один зеленеется!" В Щербактах в местной газете были напечатаны два моих детских очерка: первый о полном солнечном затмении, когда среди бела дня вдруг потемнело, стихли улицы, со страхом замычали все деревенские коровы, а собаки подняли какой-то трусливый лай, а второй о подвиге железнодорожника, который я видел собственными глазами. В степи всегда дует ветер, а иногда он достигает такой силы, что способен приносить неисчислимые беды. Вот и в тот раз ветром сорвало железнодорожный состав, до отказа груженый овцами, а это железнодорожник, не растерявшись, на маленьком паровозике, обогнав состав, рискуя собственной жизнью, сумел остановить его. Гонораром за эти две статьи мне был кулек конфет, а директор школы сделал меня редактором стенной газеты. Кружки художественной самодеятельности я начал посещать с первых классов, пел в хоре, играл в драмкружке, даже посещал с девочками кружок художественной вышивки. Сколько себя помню, с тех пор как взял в руки баян, я всегда занимался с художественной самодеятельностью. В музыкальном училище руководил кружком в трамвайном парке, на радиозаводе, в сельхозуправлении, в городе Тайшете в медицинском училище, в городе Мариинском Посаде руководил хорами завода "Проммеханизация", больницы, ГОРПО, швейной фабрики, Госстраха и даже милиции. Руководил я также ансамблями баянистов, дирижировал оркестрами баянистов и народными оркестрами. Потеряв зрение в 1984 году, я перешел на работу с директора Детской музыкальной школы имени А. Тогаева в агиткультбригаду при Мариинско-Посадском отделе культуры. Кроме многочисленных концертов, иногда по три концерта за день, руководил также ансамблем баянистов, ансамблем "Сударушка", а с 1986 года стал руководителем хора "Ветеранов". Эта моя работа не прошла незамеченной. Я был награжден многочисленными грамотами и дипломами как республиканского, так и всесоюзного масштабов. Скопилось их у меня более ста штук. Отмечен я также значком "Отличник культпросветработы СССР", "Заслуженный работник культуры Чувашской Республики", получил медаль "Ветеран труда", Ленинскую медаль "За доблестный труд". Но продолжу рассказ о своей жизни: В пятом классе я учился в городе Бодайбо Иркутской области. Это был центр золотоносной промышленности Советского Союза. Место знаменитого Ленского расстрела. Золота в тех краях так много, что даже на берегу судоходного прииска реки Лены притока Витима песок блестит блесками золота. Климат там очень суровый. Зимой морозы доходят до минус семидесяти градусов, а когда воздух нагревается до минус сорока, люди начинают ходить по улицам, выпускают гулять собак. Воздух такой морозный и безветренный, что дым из труб, словно столб, устремляется прямо в небо, никуда не сворачивая. Зима сразу без весны переходит в лето. Летом очень жарко, а комаров так много, что иногда не видно домов на противоположной стороне улицы. Грибов в лесу не мерено. Доходило до того, что мы с друзьями впятером набирали полную грузовую машину груздей. В Бодайбинском совхозе в летние каникулы я работал на лошади. Звали ее Веста. Сначала возчиком, потом начал пахать, боронить, грести сено. На третий год я уже работал грузчиком в порту. Подъемных кранов в те времена не было, и мы на своем горбу перетаскивали с барж на берег сахар, муку, зерно, и все что придется. Особенно трудно грузить, как ни странно, сено. Там же в Бодайбо я научился играть на гармошке. В то время мы жили напротив клуба, и местный гармонист, в перерывах между танцами доверял мне играть на инструменте. Я быстро освоился, и к своему удовольствию часто играл вместо него на танцах. Вскоре я поехал поступать в музыкальное училище. Там мне сказали, что нужно уметь играть не на гармошке, а на баяне, а ведь это совсем другой инструмент! За десять дней до экзамена я освоил баян, и выдержав конкурс в сорок человек на одно место, не зная нот, сумел поступить в училище. Учиться было нелегко, отсеивали нас безжалостно, так, что из сорока человек осталось только трое. На государственном экзамене я играл не хуже своих товарищей, а одно из произведений было моего собственного сочинения. Я никогда не бросал сочинительство. Уже работая в Мариинском Посаде, написал песню про свой город на слова П.Енцова. Особенно мне дороги песни "Что я люди натворила" на стихи из газеты "Комсомольская Правда" П.Рубинова, "Когда ты рядышком со мной" на слова Юрия Сергеева из местной газеты "Ленинское Знамя". С тех пор я сочинил более ста песен для хора, солистов, ансамблей, как на свои слова, так и на слова других поэтов. Есть у меня песни и на чувашские мотивы. Эти песни поет и мой любимый хор "Ветеранов", которым я сейчас руковожу. Все эти годы к различным праздникам я сочинял песни, и творческое объединение "Муза" меня не раз за них награждало. В 1958 году я окончил музыкальное училище, и по комсомольской путевке поехал в Братск, на всесоюзную комсомольскую стройку. Там я был единственным профессиональным баянистом. Работал с восьми до четырех в музыкальной школе, а с пяти до двенадцати занимался в доме Культуры. Братск – это пять разбросанных далеко друг от друга городов буровиков, геологов. И везде мы выступали с концертами, работали очень напряженно. К нам на комсомольскую стройку приезжали разные знаменитости. Среди них была и Л.Пахмутова. Ее баянист, не выдержав сибирского гостеприимства, не смог выступать. Тогда я взял баян, и прямо с листа отыграл весть концерт, за что Пахмутова была очень мне благодарна. Работали мы конечно на износ. Через год я получил нервное истощение, и по настоятельным рекомендациям врачей уехал из Братска в город Тайшет. Но даже там я работал в две смены, а с оркестром баянистов в сорок человек занимался по воскресеньям. Началось строительство железной дороги Тайшет – Лена, и я с агиткультбригадой проехал с концертами ее всю, а также реку Бирюсу. На концертах я играл не только произведения из госпрограммы, но и увертюру из кинофильма «Дети капитана Гранта» И.Дунаевского, «Танец с саблями» А.Хачатуряна и популярные тогда произведения Ризоля и Паницкого. В 1964 году тяжело заболела моя жена Нина, и по вызову Чувашского Министерства культуры вместе с семьей я переехал в город Мариинский Посад. Здесь я устроился работать преподавателем в детскую музыкальную школу. Класс баяна мне достался от уехавшего в город Новочебоксарск баяниста. Его ученики с пальцев разучивали популярные песенки, нот не знали. Я схватился за голову и побежал к директору музыкальной школы. Он, с трудом ворочая языком, и вытирая мокрым платком свой лоб, растолковал мне, что здесь не Сибирь, и бунтарские порядки устанавливать тут нечего. Наступило время академического концерта. Дети на академическом концерте пели хором и по отдельности, несколько девочек очень лихо сплясали, а одна даже сыграла на фортепиано. Родители радостно хлопали и восторженно шептались, поглядывая друг на друга с гордым видом. Когда на родительском собрании спросили мое мнение, я честно сказал, чем должна заниматься музыкальная школа, и чему она должна учить своих учеников. Разразился страшный скандал. Директора сняли с работы и на его место назначили другого. Однако новый директор проводил дополнительные занятия с молодыми пианистками, и эти занятия требовали определенного уединения. А так как наш городок относительно невелик, то утаить что-либо в нем долго невозможно. Этого директора тоже сняли и на его место назначили меня. В школе числилось 37 учеников. Педагоги, избалованные попустительством прежнего руководства, не признавали ни расписания, ни учебных планов. Они с ненавистью воспринимали требования о порядке и ответственности. Все это сказалось на моих нервах, но дело понемногу менялось к лучшему. Каждый здравомыслящий человек понимает, что главными заботами директора являются штаты, фонды, краски, уголь, котельная, кочегары, а отнюдь не занятия музыкой. Наша школа стала приобретать авторитет среди родителей, начали приходить ученики. Школа переехала в другое здание, сначала на улице Шолохова, потом на улице Ленинской. Наши учащиеся стали занимать на республиканских конкурсах лучшие места, выпускников с удовольствием брали в педагогические институты, появились наши выпускники и в Казанской консерватории. Тяжелая работа подорвала мое здоровье. Я начал слепнуть. Врачи оказались бессильны, и вот ВТЭК уже назначила мне I группу инвалидности. И я оставил свою с таким трудом налаженную любимую работу. Бывшие друзья от меня отвернулись, за исключением Геннадия Павловича Ракова, который остался директором Музыкальной школы. Хотя я ничего не видел, меня взяли на работу в агиткультбригаду. Нот я не видел, песен впрок не разучишь, а концертные произведения быстро забываются. Но я не пал духом, стал осваиваться со своим новым положением, организовал кружок баянистов, ансамбль "Сударушка", хор "Ветеранов войны и труда". Опять начались концерты по полям и маленьким сельским клубам. В 1992 году на конкурсе преподавателей Детских музыкальных школ и учителей пения района как исполнителю-баянисту мне дали второе место. Все произведения были моего собственного сочинения, так как разучивать по нотам я не мог. В 1996 году получил звание заслуженного работника культуры Чувашской Республики, а в 2000 году мой хор "Ветеранов" на празднике Песни и труда занял III место. Я и сейчас продолжаю свою общественную деятельность, участвую в концертах, встречаюсь с интересными и увлеченными людьми. Жизнь для меня не замкнулась с потерей зрения. И всем другим людям я всегда советую не унывать, а с оптимизмом смотреть в будущее, тем более у такой страны как Россия, и у таких дружных народов, которыми она заселена, обязательно должно быть будущее, и Россия займет свое достойное место в мире, я в этом абсолютно уверен!